Лямбда окрестность множества Жизни
(9 мая 1879 – 28 июля 1965)
читать дальше Что я помню о дедушке. До войны – почти ничего, все, о чем я пишу – это рассказы дедушки и мамы.
Родился дедушка в семье крепостного крестьянина. Сам дедушка родился уже после отмены крепостного права, но хорошо помнил барина – помещика. Родился он на хуторе, населенным крестьянами – выходцами из Слободской Украины. Он называл уже в студенческие годы мне название хутора под Миллерово, я даже записал, но в памяти название стерлось, запись где – то затерялась, а спросить - уже не у кого.
Помню только, что до железной дороги было что – то 20 верст. Собирался я туда выбраться, да так и не собрался. Из рассказов дедушки, а он был прекрасным рассказчиком и юмор у него был с украинской хитрецой, хотя говорил он чисто по-русски, лишь часто вставлял украинские поговорки или анекдоты. «Как хохол кашу в степу варил». «Варил- варил, да и опрокинул в костер. И стал ругаться: «О це мне эта теснота проклятая!» Или «как цыган приучал свою лошадь обходиться без еды. На 5-й день она издохла. Огорчился цыган: «Прожила бы еще денек и привыкла бы, вот ведь упрямая животина». Или поговорки: «Хавай так, як я хавал. Потом 3 дня искал, так и не знайшов»
Запомнился его рассказ из его хуторского детства. Они с дружком лет 9-ти возились на крыше сарая. Внизу в огромном чану, чтобы запарить еду свиньям, бурлил кипяток. Ребята вдруг покатились по скату. Возле чана был отец дружка. Он успел схватить деда, а дружок его, сын крестьянина, упал в чан и погиб у них на глазах.
Семья деда, как часто бывало в то время в селе, фамилии не имела, а деревенская кличка семьи была Силаевы. И дед деда и отец его славились здоровьем и силой. Если волы не могли вывезти воз, завязший в грязи на степной дороге, дед деда выпрягал волов, впрягался сам и вытаскивал воз на сухое место, приговаривая: «Где уж волам справиться? Я и сам еле - еле сумел выволочь». Рассказов о голоде и нищете в семье я от него не слышал, видимо жили хуторяне, арендуя землю у помещика, достаточно зажиточно. Семья славилась здоровьем, силой и долголетием. Когда пришло время деду идти в армию, это был уже 1900 или 1901 год (21 год - призывной возраст и пять лет службы), дедушка рассказывал, что провожали его до станции почему – то пешком, провожала его и бабка дедушки, тоже пешком, а было ей уже больше 100 лет. Со службы она его уже не дождалась. Служил дедушка в пехотной части, стоявшей в Грозном. Японско – русская война его миновала, а вот стычки с чеченцами – были. Рассказывал о службе. Парнем он был невысоким, но кряжистым, физически сильным и по-крестьянски выносливым. Значительно легче пошла служба в 1905 – 6 годах. После начала революции раздражать армию опасались. Улучшилась кормежка, содержание и отношение к солдатам. Даже рисовой кашей стали кормить – вспоминал дедушка. Рис, видимо, для него в то время был продукт экзотический и по детству и юности – неизвестный. Закончил он службу унтер – офицером. В детстве я видел у него снимок бравого старшего унтер – офицера с усами, как тогда полагалось на карточке фотоателье Грозного. Куда она задевалась и не знаю. Ко мне она уже не попала после смерти дедушки. После окончания службы он уже не вернулся на хутор. Унтеров охотно брали на службу, и дедушка стал кондуктором на товарных поездах в Грозном. После его женитьбы (в 1909 году) он стал работать на железной дороге станции Грозного. Его карьера при выходе на пенсию перед войной закончилась должностью весовщика.
После военной службы дедушка женился на жительнице Грозного или одной из ближайших станиц, моей будущей бабушке Елене Ивановне Мищенко. Из хутора дедушка ушел в армию уже грамотным – два года церковно-приходской школы и всю жизнь очень любил читать. Никогда не был религиозен, но традиции чтил, особенно после войны и всех, обрушившихся на него несчастий, но был всегда человеком веселого характера, пил – для России - очень мало, только по праздникам и в меру. Особенно за этим следила бабушка Леля, так называл ее дедушка, а она была человеком строгим, решительным, и дедушка с ней очень считался. В конце жизни на пасху и Рождество дедушка одевал очки, на улице до конца жизни он ими не пользовался – и начинал читать большую, еще дореволюционного издания библию. Читал медленно, с чувством и расстановкой, не уверен, что все понимая в мудреном тексте.
Хутор и армия, закончившая его воспитание, не могли не сказаться на его взглядах, особенно на семью. В семье дети его называли на «Вы», также как и бабушку Лелю, и еще он хотел, чтобы жена называла его по имени и отчеству. «Вы, Петр Андреевич». Конечно, после революции все это ушло, дети росли, но деда и бабушку называли только на «Вы».
В семье было трое детей. Старший сын – Павел (1910 г.р.), младший сын – Василий, год его рождения я не знаю, не помню, где – то 1915, видимо, и приемная дочь - Лида. Попала она в семью в голодном 1920 или 1921 году, а, может быть, и в Гражданскую. Жили они в обычном домишке в ж.д. поселке Грозного. Помню, как в году 1938 или 1939 мы с мамой ездили туда. Со станции нужно было перейти массу путей от вокзала, чтобы попасть в полусельский поселок украинско-кавказского типа с садами и огородами. Помню, держали они корову, которая однажды подцепила на рога бабушкин фартук, сушившийся на веревке, и на радость мне, разгуливала в таком виде по двору.
Дедушка, как железнодорожник, мобилизации не подлежал ни в первую войну, ни при красных, ни при белых, но бедствия этих пяти лет их, конечно, не миновали. Голод, разруха, нищета. Приходилось ездить «на мену». Привозить из этих небезопасных поездок домой зерно и муку. Ведь детей – то трое и все мал мала меньше.
Бабушка начинает в это время играть все большую роль в семье. Было у нее большее, чем у дедушки образование (4 класса), была она человеком волевым и решительным. Вскоре она становится депутатом Грозненского горсовета. Ходила в красной косынке. Поощряла комсомольскую работу отца и вступление в пионеры Васи и Лиды.
Вскоре после гибели отца в 1939 или 1940 году, выйдя на пенсию, дедушка и бабушка перебрались в Ростов. Продали дом и живность в Грозном (когда – то там меня напугал бык или корова) и купили домик на Дачном поселке на улице Жуковского. Обычный домик, с двумя большими комнатами (столовой и «залой») и двумя комнатушками спаленками. Много цветов во дворе, сад с огородом. Двор был на двух хозяев, видимо, у них – то живущих во флигеле, и купили этот домик при переезде. Помню большую кавказскую овчарку, Заур, звали ее. Я ее помнил еще по Грозному. Могучий был пес и свирепый к чужим, но мне он разрешал делать с собой все, что угодно. В доме меня поразил модный тогда и в городе и в деревне абажур со стеклярусом - такими висюльками из стеклянных трубочек.
Следующее запомнившееся мне событие случилось во второй половине дня 23-го июня 1941 года. За полгода до этого у дяди Васи и его жены Нэли родилась девочка Виола. Незадолго до этого дядя Вася был призван в кадры РККА в инженерно – строительные части, как дипломированный инженер – строитель, и направлен в Латвию на строительство пограничных укреплений. Вот сюда и уехала бабушка, чтобы помочь тете Нэле с Виолкой.
22 июня началась война. Дядя Вася успел посадить жен и матерей командиров с детьми на грузовик и отправил их в тыл. Вскоре фашистский истребитель обстрелял с бреющего полета машину. Он не мог не видеть, что в машине одни женщины и дети. Несколько женщин погибли, в том числе и моя бабушка Елена Ивановна. Сидевшая у нее на руках Виолка была ранена – и вскоре умерла от последствий ранений. На следующий день дедушка получил телеграмму и принес ее нам на Чеховский, где мы жили: «Лелю убили». Через месяц мы уехали в эвакуацию и до весны 1944 года не знали, что с дедушкой.
II
читать дальше После нашего возвращения с мамой из эвакуации, каким – то образом мама узнала, что дедушка «пошел в зятья»: женился вторично на замечательном человеке Надежде Тимофеевне и живет в ее доме на ул. Чернышевского на Дачном. Вскоре мы навестили их с мамой. К моему изумлению, Заур узнал меня и маму. Познакомились с Надеждой Тимофеевной. Видимо, дедушка, узнав, что мы без жилья остались, был обеспокоен, не будем ли мы проситься у него в постояльцы, на что мама, конечно, никогда бы не согласилась. Трамваи еще на бойню не шли и в 1944–46 г. мы довольно часто ходили к ним пешком (пока не пошли трамваи). Пользовались гостеприимством доброй Надежды Тимофеевны и дедушки. Он приветствовал меня следующими словами: «А ты все такой же балованный, внучек». Жили Н.Т. и дедушка тем, что Н.Т. пекла пироги и пирожные, была она в этом великая мастерица, а дедушка продавал их с лотка на базарах или на станции Нахичевань – Донская. Это кормило их и одевало. Во всяком случае, до конца войны в субботу и воскресенье мы бывали у них с мамой, и они нас подкармливали необычно сытой и вкусной пищей. До сих пор помню вкус борща, куличей, кутьи, пирогов. Добрые люди были Н.Т. и дед. Ведь у них подкармливалась и Галя, дочь тети Лиды и Нэля – жена дяди Васи, который был на фронте (сюда же вернулся с фронта и сын Н.Т. от первого брака). Тетя Лида жила наискосок от дедушки. Снимала комнату. Гале было в это время 8 – 9 лет. Мы с ней хорошо ладили. Виола – дочь Васи и Нэли - умерла вскоре после своего ранения. Где – то в конце войны, или уже в 1946 году родился у Васи и Нэли сын Петя. Поскольку он был совсем маленький – интереса для нас с Галей он не представлял. Хорошо помню двор дома Надежды Тимофеевны, с десяток деревьев фруктовых, огородик. Моя любимая тютина, на которую я любил залезать, вкусная была тютина до невозможности или это мне казалось? Конура Заура. Он подходил к нам огромный и уже старый. Вздыхал, садился и наблюдал за нашими играми, явно не очень одобрительно, так как таскали мы его непочтительно и за хвост и за уши. Потерпит – потерпит и уйдет в свою конуру. Но вид у него и хриплый басовитый лай были внушительными, посторонние побаивались входить во двор.
В августе 1945 года мы переехали на Степную: мама получила там квартиру. И стали реже бывать у дедушки. Однажды дед, это было летом 1946 года, позвонил маме на работу, что заболела Н.Т. и лежит в горбольнице на Ворошиловском. В воскресенье мы пошли к ней с мамой. Нас долго расспрашивали, кто мы больной, а потом сообщили, что Н.Т. вчера умерла. Возвращались мы с мамой грустные и подавленные. Мама сказала мне: «Умер человек, который всегда к тебе хорошо относился (или даже) любил тебя. Постарайся не забывать Н.Т. ».
В 1946 году вернулись фронтовики. Вернулся и дядя Вася. Отец Гали – летчик, погиб на фронте. Вернулся новый муж тети Лиды – боевой старшина. Привез много подарков из Германии, перепало и мне от щедрот его – очень красивая тетрадка, но бумага была «эрзацная», чернила на ней расплывались, да еще при моей аккуратности. Вернулся и сын Н.Т. – авиатехник. Тем же летом после смерти Н.Т. он женился, и дедушка, овдовев второй раз, женился еще раз. Жили они где – то ниже Старопочтовой между Ворошиловским и Газетным (Казанским). Звали ее Татьяной, отчество не помню, но именно здесь, когда деду было под 70-т. он завел тачку и стал таскать на ней грузы с Большого базара. Много раз встречал я дедушку, тащившего в гору тяжело груженную тачку, как это делают на подъеме ломовые лошади, идя зигзагом. Иной раз я подпрягался, помогая ему одолеть подъем. Дедушка никогда не забывал выделить мне трешку: «На семечки», которые ему так тяжело доставались. Характер у новой жены деда был совсем не такой, как у Н.Т. Возможно, ее не устраивала и моя мама еврейка, во всяком случае, она была мало гостеприимна, и мы перестали там бывать.
Вскоре они расстались. Как раз в это время на дедушку свалилось очередное горе. Погиб, пройдя всю войну, дядя Вася, о его гибели, нелепой и страшной я расскажу, когда буду писать о его трагической и нелегкой судьбе. Дедушка тяжело переживал его смерть. Дедушка еще раз женился. Жена его Татьяна Федоровна, была человеком добрым, гостеприимным, но малообразованным. Блюла все религиозные обычаи. Осталось в памяти: жили они на Пушкинской, через дом от писательского дома, где жили Жаки, две комнатки в подвале. Перед Пасхой дед сидит с Т.Ф. и читает ей вслух огромный том библии. Жили они дружно. Дед продолжал таскать свою тачку, что давало им возможность жить сытно и спокойно. Но деду было уже за 70, и эта тачка его и погубила. У него обнаружили рак груди, его прооперировали, и здоровый организм его долго сопротивлялся. В начале 60-х умерла от рака Т.Ф., и дедушка вновь остался один. Одно время Миррочка, узнав об одиночестве деда, пыталась сосватать ему Акилину Андреевну, еще с дореволюционных лет работавшую в доме Браиловских кухаркой, но давно уже бывшая членом семьи. Жила она одиноко в маленьком домике в Сельмашевском поселке и часто приезжала на Пушкинскую помочь Миррочке (М.С.Жак) по хозяйству. Дедушка начал активно уговаривать Акилину Андреевну выйти за него замуж. Но это так ее потрясло, что она отказав дедушке, вскоре покончила с собой. Жаль: она была хорошим и очень добрым человеком и очень хорошо всегда относилась ко мне. Ее отказ ускорил и смерть дедушки. Как – то уже в последний год своей жизни, болезнь все развивалась: опухла рука и почти бездействовала – он пришел к нам и сказал маме: «Знаешь, Раха, возьми меня к себе, а то родственники Т.Ф. хотят меня извести, чтобы забрать квартиру». Но мама, к моему удивлению, отказала дедушке. Еще свежи были в ее памяти последние годы жизни бабушки, которые вымотали ее основательно, в общем, она не захотела принять деда, и я был не сахар. Он по-прежнему раз в неделю приезжал к нам. Обедал, играл со мной в шашки. Он играл великолепно, почти всегда громил меня без жалости, получал от этого большое удовольствие, говорил при этом: «Это тебе, Воленька, не шахматы, тут головой думать надо!» (в шахматы он не играл). Конечно, и я и мама забегали к нему, но для старого человека это было слишком редко. Раз в месяц я заносил ему немного денег из моей маленькой полунищей учительской зарплаты. Но одиночество добило его.
Летом 28 июля 1965 года дедушка умер. Было ему 86 лет. Ухаживала за ним сестра Т.Ф. Варвара Федоровна, она же со своими родственниками взяла все хлопоты по похоронам дедушки. Я был в пионерлагере, где работал летом. У деда остались сбережения, мы все оставили Варваре Федоровне, сестре Т.Ф. Взяли мы только фотографии, но их было немного, да и почти все остались в Ростове. Это тоже на моей совести. Похоронили его на Братском кладбище, рядом с Т.Ф. Уезжая в Германию, с помощью моих старых друзей Жени Евнина, Альберта, Тани Шишкаревой и Юли мы все покрасили, обновили могилы Т.Ф. и дедушки.
В последний наш приезд, в 2002 году в апреле мы долго искали с Люсей их могилы, но к нашему огорчению не смогли их найти на запущенном кладбище. Правда, Таня написала или позвонила, что она разыскала их могилу, дай ей бог здоровья, и что там все в порядке.
Вот такой тяжелая судьба была у моего дедушки, Петра Андреевича. Все бури XX века прокатились через него: революция и 1937 год, война, гибель сыновей и бабушки Лели. Болезнь и смерть, одинокая старость. Не имея образования, он много читал, был сметлив, умен, многое знал, был великолепным рассказчиком, до конца сохранил украинский юмор и оптимизм. Виню себя за многое в отношении деда. Жаль, что не записывал его рассказы и бывальщины, а то, что помню – умрет со мной. Ведь мог же записать и его голос и рассказы на пленку, да так и не собрался.
@темы: Воспоминания